Неточные совпадения
Стародум(c нежнейшею горячностию). И мое восхищается, видя твою чувствительность. От тебя зависит твое счастье. Бог дал тебе все приятности твоего пола. Вижу в тебе сердце честного
человека. Ты, мой сердечный друг, ты соединяешь в себе обоих полов совершенства. Ласкаюсь, что горячность моя меня не обманывает, что
добродетель…
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих
людей честный
человек без большого чина — презнатная особа; что
добродетель все заменяет, а
добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Стародум. Дурное расположение
людей, не достойных почтения, не должно быть огорчительно. Знай, что зла никогда не желают тем, кого презирают; а обыкновенно желают зла тем, кто имеет право презирать.
Люди не одному богатству, не одной знатности завидуют: и
добродетель также своих завистников имеет.
Стародум. Как понимать должно тому, у кого она в душе. Обойми меня, друг мой! Извини мое простосердечие. Я друг честных
людей. Это чувство вкоренено в мое воспитание. В твоем вижу и почитаю
добродетель, украшенную рассудком просвещенным.
— Мнишь ты всех
людей добродетельными сделать, а про то позабыл, что
добродетель не от себя, а от бога, и от бога же всякому
человеку пристойное место указано.
— Я слыхала, что женщины любят
людей даже за их пороки, — вдруг начала Анна, — но я ненавижу его зa его
добродетель.
Потому что пора наконец дать отдых бедному добродетельному
человеку, потому что праздно вращается на устах слово «добродетельный
человек»; потому что обратили в лошадь добродетельного
человека, и нет писателя, который бы не ездил на нем, понукая и кнутом, и всем чем ни попало; потому что изморили добродетельного
человека до того, что теперь нет на нем и тени
добродетели, а остались только ребра да кожа вместо тела; потому что лицемерно призывают добродетельного
человека; потому что не уважают добродетельного
человека.
Теперь у нас подлецов не бывает, есть
люди благонамеренные, приятные, а таких, которые бы на всеобщий позор выставили свою физиогномию под публичную оплеуху, отыщется разве каких-нибудь два, три
человека, да и те уже говорят теперь о
добродетели.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной
человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи
добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Я знал красавиц недоступных,
Холодных, чистых, как зима,
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума;
Дивился я их спеси модной,
Их
добродетели природной,
И, признаюсь, от них бежал,
И, мнится, с ужасом читал
Над их бровями надпись ада:
Оставь надежду навсегда.
Внушать любовь для них беда,
Пугать
людей для них отрада.
Быть может, на брегах Невы
Подобных дам видали вы.
— А что ж? Непременно. Всяк об себе сам промышляет и всех веселей тот и живет, кто всех лучше себя сумеет надуть. Ха! ха! Да что вы в добродетель-то так всем дышлом въехали? Пощадите, батюшка, я
человек грешный. Хе! хе! хе!
Они сами миллионами
людей изводят, да еще за
добродетель почитают.
Кулигин. Бог с вами, Савел Прокофьич! Я, сударь, маленький
человек, меня обидеть недолго. А я вам вот что доложу, ваше степенство: «И в рубище почтенна
добродетель!»
Нет, матушка, оттого у вас тишина в городе, что многие
люди, вот хоть бы вас взять,
добродетелями, как цветами, украшаются; оттого все и делается прохладно и благочинно.
Неразменный рубль — это есть сила, которая может служить истине и
добродетели, на пользу
людям, в чем для
человека с добрым сердцем и ясным умом заключается самое высшее удовольствие.
— Матушка! кабак! кабак! Кто говорит кабак? Это храм мудрости и
добродетели. Я честный
человек, матушка: да или нет? Ты только изреки — честный я или нет? Обманул я, уязвил, налгал, наклеветал, насплетничал на ближнего? изрыгал хулу, злобу? Николи! — гордо произнес он, стараясь выпрямиться. — Нарушил ли присягу в верности царю и отечеству? производил поборы, извращал смысл закона, посягал на интерес казны? Николи! Мухи не обидел, матушка: безвреден, яко червь пресмыкающийся…
Наше дело теперь — понемногу опять взбираться на потерянный путь и… достигать той же крепости, того же совершенства в мысли, в науке, в правах, в нравах и в твоем «общественном хозяйстве»… цельности в
добродетелях и, пожалуй, в пороках! низость, мелочи, дрянь — все побледнеет: выправится
человек и опять встанет на железные ноги…
Это не дикари, а народ — пастыри, питающиеся от стад своих, патриархальные
люди с полным, развитым понятием о религии, об обязанностях
человека, о
добродетели.
Добродетель лишена своих лучей; она принадлежит обществу, нации, а не
человеку, не сердцу.
С другими
людьми бесполезно рассуждать о подобных положениях, потому что эти другие
люди непременно поступают в таких случаях дрянно и мерзко: осрамят женщину, обесчестятся сами, и потом идут по всей своей компании хныкать или хвастаться, услаждаться своею геройскою
добродетелью или амурною привлекательностью.
Мы отвыкли от этого восторженного лепета юности, он нам странен, но в этих строках молодого
человека, которому еще не стукнуло двадцать лет, ясно видно, что он застрахован от пошлого порока и от пошлой
добродетели, что он, может, не спасется от болота, но выйдет из него, не загрязнившись.
Аракчеев не мог не полюбить такого
человека, как Тюфяев: без высших притязаний, без развлечений, без мнений,
человека формально честного, снедаемого честолюбием и ставящего повиновение в первую
добродетель людскую.
Не надобно забывать и то нравственное равнодушие, ту шаткость мнений, которые остались осадком от перемежающихся революций и реставраций.
Люди привыкли считать сегодня то за героизм и
добродетель, за что завтра посылают в каторжную работу; лавровый венок и клеймо палача менялись несколько раз на одной и той же голове. Когда к этому привыкли, нация шпионов была готова.
Но обратной стороной этой
добродетели является склонность к обсуждению нравственных свойств
людей.
Если гордость была в более глубоком пласте, чем мое внешнее отношение к
людям, то в еще большей глубине было что-то похожее на смирение, которое я совсем не склонен рассматривать как свою
добродетель.
Если ненавистное счастие истощит над тобою все стрелы свои, если
добродетели твоей убежища на земли не останется, если, доведенну до крайности, не будет тебе покрова от угнетения, — тогда воспомни, что ты
человек, воспомяни величество твое, восхити венец блаженства, его же отъяти у тебя тщатся.
Человек низкого состояния, добившийся в знатность, или бедняк, приобретший богатство, сотрясши всю стыдливости застенчивость, последний и слабейший корень
добродетели, предпочитает место своего рождения на распростертие своея пышности и гордыни.
Последуя тому, что налагают на нас обычаи и нравы, мы приобретем благоприятство тех, с кем живем. Исполняя предписание закона, можем приобрести название честного
человека. Исполняя же
добродетель, приобретем общую доверенность, почтение и удивление, даже и в тех, кто бы не желал их ощущать в душе своей. Коварный афинский сенат, подавая чашу с отравою Сократу, трепетал во внутренности своей пред его добродетелию.
Кажется, чего бы лучше: воспитана девушка «в страхе да в
добродетели», по словам Русакова, дурных книг не читала,
людей почти вовсе не видела, выход имела только в церковь божию, вольнодумных мыслей о непочтении к старшим и о правах сердца не могла ниоткуда набраться, от претензий на личную самостоятельность была далека, как от мысли — поступить в военную службу…
Эти
люди, или по крайней мере наиболее рассуждающие члены в этом семействе, постоянно страдали от одного почти общего их фамильного качества, прямо противоположного тем
добродетелям, о которых мы сейчас рассуждали выше.
Правда, говорят, у нас все служили или служат, и уже двести лет тянется это по самому лучшему немецкому образцу, от пращуров к правнукам, — но служащие-то
люди и есть самые непрактические, и дошло до того, что отвлеченность и недостаток практического знания считался даже между самими служащими, еще недавно, чуть не величайшими
добродетелями и рекомендацией.
— Ба! Вы хотите от
человека слышать самый скверный его поступок и при этом блеска требуете! Самые скверные поступки и всегда очень грязны, мы сейчас это от Ивана Петровича услышим; да и мало ли что снаружи блестит и
добродетелью хочет казаться, потому что своя карета есть. Мало ли кто свою карету имеет… И какими способами…
Он ответит, что с наиблагороднейшим
человеком, и в том торжество
добродетели!
Появились новые мебели из Москвы; завелись плевательницы, колокольчики, умывальные столики; завтрак стал иначе подаваться; иностранные вина изгнали водки и наливки;
людям пошили новые ливреи; к фамильному гербу прибавилась подпись: «in recto virtus…» [В законности —
добродетель (лат.).]
Само собою разумеется, что под влиянием Нехлюдова я невольно усвоил и его направление, сущность которого составляло восторженное обожание идеала
добродетели и убеждение в назначении
человека постоянно совершенствоваться. Тогда исправить все человечество, уничтожить все пороки и несчастия людские казалось удобоисполнимою вещью, — очень легко и просто казалось исправить самого себя, усвоить все
добродетели и быть счастливым…
— А знаете ли что! Ведь я это семейство до сих пор за образец патриархальности нравов почитал. Так это у них тихо да просто… Ну, опять и медалей у него на шее сколько! Думаю: стало быть, много у этого
человека добродетелей, коли начальство его отличает!
Нет, покорность не значит подлость, не значит искательство и низкопоклонничество, не значит слабоумие и апатия; покорность не наушничество, не лукавство исподтишка, не лицемерие… Это особая, своеобразная
добродетель, с помощью которой
человек многое выигрывает и ровно ничего не проигрывает.
Князь к этой к Евгенье Семеновне, после того как ее наградил, никогда не заезжал, а
люди наши, по старой памяти, за ее
добродетель помнили и всякий приезд все, бывало, к ней захаживали, потому что ее любили и она до всех до наших была ужасно какая ласковая и князем интересовалась.
Первое: вы должны быть скромны и молчаливы, аки рыба, в отношении наших обрядов, образа правления и всего того, что будут постепенно вам открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого не может существовать никакое общество, ни тайное, ни явное; третье: вам необходимо вести добродетельную жизнь, чтобы, кроме исправления собственной души, примером своим исправлять и других, вне нашего общества находящихся
людей; четвертое: да будете вы тверды, мужественны, ибо
человек только этими качествами может с успехом противодействовать злу; пятое правило предписывает
добродетель, каковою, кажется, вы уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за собою, чтобы эта щедрость проистекала не из тщеславия, а из чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о смерти, которая таким образом явится перед вами не убийцею всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и пота в область успокоения и награды.
Исполнение
человеком долга своего моралисты обыкновенно считают за одну из самых величайших
добродетелей, но врачи и физиологи, хлопочущие более о сохранении благосостояния нашего грешного тела, не думаю, чтобы рекомендовали безусловно эту
добродетель своим пациентам.
— Хотя франкмасоны не предписывают догматов, — развивал далее свою мысль наставник, — тем не менее они признают три истины, лежащие в самой натуре
человека и которые утверждает разум наш, — эти истины: бытие бога, бессмертие души и стремление к
добродетели.
В сравнении с протоиереем Туберозовым и отцом Бенефактовым Ахилла Десницын может назваться
человеком молодым, но и ему уже далеко за сорок, и по смоляным черным кудрям его пробежала сильная проседь. Роста Ахилла огромного, силы страшной, в манерах угловат и резок, но при всем этом весьма приятен; тип лица имеет южный и говорит, что происходит из малороссийских казаков, от коих он и в самом деле как будто унаследовал беспечность и храбрость и многие другие казачьи
добродетели.
Одни верующие
люди, признающие христианское учение божественным, считают, что спасение наступит тогда, когда все
люди поверят в Христа и приблизится второе пришествие; другие, также признающие божественность учения Христа, считают, что спасение это произойдет через церковь, которая, подчинив себе всех
людей, воспитает в них христианские
добродетели и преобразует их жизнь.
Посмотрите на частную жизнь отдельных
людей, прислушайтесь к тем оценкам поступков, которые
люди делают, судя друг о друге, послушайте не только публичные проповеди и речи, но те наставления, которые дают родители и воспитатели своим воспитанникам, и вы увидите, что, как ни далека государственная, общественная, связанная насилием жизнь
людей от осуществления христианских истин в частной жизни, хорошими всеми и для всех без исключения и бесспорно считаются только христианские
добродетели; дурными всеми и для всех без исключения и бесспорно считаются антихристианские пороки.
Послушаешь и почитаешь статьи и проповеди, в которых церковные писатели нового времени всех исповеданий говорят о христианских истинах и
добродетелях, послушаешь и почитаешь эти веками выработанные искусные рассуждения, увещания, исповедания, иногда как будто похожие на искренние, и готов усомниться в том, чтобы церкви могли быть враждебны христианству: «не может же быть того, чтобы эти
люди, выставившие таких
людей, как Златоусты, Фенелоны, Ботлеры, и других проповедников христианства, были враждебны ему».
«Напрасный гнев, — продолжает Мопассан, — негодование поэта. Война уважаема, почитаема теперь более, чем когда-либо. Искусный артист по этой части, гениальный убийца, г-н фон Мольтке отвечал однажды депутатам общества мира следующими страшными словами: «Война свята и божественного установления, война есть один из священных законов мира, она поддерживает в
людях все великие и благородные чувства: честь, бескорыстие,
добродетель, храбрость. Только вследствие войны
люди не впадают в самый грубый материализм».
Я именно хотел, чтоб вы не почитали впредь генералов самыми высшими светилами на всем земном шаре; хотел доказать вам, что чин — ничто без великодушия и что нечего радоваться приезду вашего генерала, когда, может быть, и возле вас стоят
люди, озаренные
добродетелью!
То есть благороднейший
человек, я тебе скажу; блестит
добродетелями и, вдобавок, вельможа!
Это был один из тех благороднейших и целомудренных сердцем
людей, которые даже стыдятся предположить в другом
человеке дурное, торопливо наряжают своих ближних во все
добродетели, радуются чужому успеху, живут, таким образом, постоянно в идеальном мире, и при неудачах прежде всех обвиняют самих себя.
Не станем винить его; подобные противуестественные
добродетели, преднамеренные самозаклания вовсе не по натуре
человека и бывают большею частию только в воображении, а не на деле.